То ли дернул меня бес, то ли черт попутал, но, в эту хату я полез явно необдуманно.
Открываю я замок, прячу гвоздь в штанину, захожу, вдруг сзади щелк и два дула в спину.
Я обмяк ни "бэ" ни "мэ", как на кол посаженный, стал икать, а сзади мне: "Не шали, заряженно!"
Оборачиваюсь О! а с ружьем то баба, сзади вроде ничего, а на перед слабо.

Я снял шляпу и к дверям, мол, прошу прощения, то что я с визитом к вам - недорозумение.
Тот к которому я лез крупный вор - завбаза, миллион народных средств прячет в унитазе.
Нет управы на него, вот и я решился сам, раскулачивать его, да ошибся адрессом.
А она: "Какой сюжет!, что вы говорите?! А случайно в мой клозет глянуть не хотите?"

Улыбнулся: "Вы что? верю, было б сказано", ну, а сам бочком-бочком, не дай Бог заряжено.
Вот же думаю я влип и сказал к тому же: "Совесть грабить не велит, кто живет без мужа"
Только тех и только там, где воруют тыщами, а она мне: "Ну, и хам, я выходит нищая?
Вон и кольца и хрусталь, чистый соболь шубка" я подумал так-так-так клюнула голубка.

В двери я кряхтя сопя, гвоздики-голубчики, а она стоит вертя серебрянным ключиком.
"Что ж вы друг так сразу вдруг, на ночь да голодный?" отвечаю: "Недосуг, да, и не удобно".
"Ах, ну, надо же какой, вор пошел стеснительный, мойте руки и за мной - случай исключительный".
Отказать, ну как на зло, не хватило духу, и задравши руки вверх я прошел на кухню.

Чай допили - я в польто, а она в амбицию, "Оставайтесь, мол ни то, вызову милицию".
Я кричу ей: "Вызывай, хватит натерпелся или лучше расстреляй при попытке к бегству".
Баба в ярость: "Ах, ты плут, жалко не заряженно" и расплакалася тут жалобно при жалобно.
Я на выход, а в груди закреблися кошки, слышу в след: "Иди-иди скатертью дорожка".

А сама ревет на взрыд, на себе рвет волосы, и сквозь слезы говорит: "Ну, не стыда не совести.
И от куда ж на мое горюшко ты взялся?" стало жалко мне её, ну, и я остался.
Стало жалко мне её, ну, и я остался.

В прошлом был я вор в душе и бандит в потенции, а она сама вобще из интелигенции.
Как нацепит красный бант, выдет из-за ширмы, сразу видно консультант и иностранной фирмы.
Ну, амур прищурил глаз, плюнул на сомнения и пошла любовь у нас ультрасовременная.
Не сказать, чтоб плохо все - все вполне приглядно, правда страсти у нее по ночам, ну, ладно.

Тут еще деталь одна тоже очень странная, только гости, так она - раз меня и в ванную,
То в чулан меня запрет, то на антресоли и меня, конечно, зло берет - чемодан я, что-ли.
Психанул раз как-то я: "Чем, мол, недовольная?", а она говорит: - "У тебя морда протокольная".
"Ладно." - думаю, сидя в шифонере темном, - "Ночью я тебе, змея, все-все-все припомню"

Ну, а сам глаза до дыр стер, глядя сквозь скважину, а они там - гыр-гыр-гыр - чешут не по нашему.
Только вот сдается мне эти иностранцы не они, а в их тряпье наши голодранцы.
Приблатыкались под них, шушера валютная, ох, я вам и сперло дых за ее беспутную,
Закипела кровь моя, ну, держитесь, волки! И рванул рубаху я, обнажив наколки.

Морду сделал кирпичом, выгнул пальцы веером, эх, и вышибнул плечом дверцы шифонера я
Залетаю и реву: - "Ша! Баргуда! П*дла! Кыш под нары! Пасть порву! Кислая баланда"
Глядь, один аж побелел, выронил фломастеры и белугою взревел: - "Террористы, гангстеры!"
И с балкона, а второй, хоть и чернокожий тот по русски: - "Я", - говорит, - "свой", но с балкона тоже.

Все утихло, выпил я, а она сердешница, под столом лежит плашмя, не мычит, не телится
Я водой ее полил - вроде оклемалась "Что ж ты, Ваня, натворил", - ну, и разрыдалась.
"Ах, дурак ты. Ах, бандит. Где ж теперь мне денег брать? "Это ж были", - говорит, - "бизнесмены, твою мать"
Знать бы, ладно, ничего - все поймут ребята ничего-то, ничего, да, этаж девятый.

И ударилася вновь - слезы пуще прежнего свою грустную любовь утешаю нежно я.
Отмотаю, мол я срок и вернусь к тебе, ну, а тут в дверях звонок. "Кто там?". "ФСБ".
Ну, а тут в дверях звонок. "Кто там?". "ФСБ".

Сколько смеха, сколько слез, вспомнишь - закачаешься, я с большим букетом роз к милой возвращаюся.
Подхожу, в глазок смотрю, он лишь приоткрылся, "Здравствуй, Таня" - говорю, "Я освободился!".
Что тут было, ой-ё-ёой - поцелуи страстные, "Здравствуй Ваня, милый мой, сонце мое ясное".
Завела, включила свет, помогла раздется и как небыло тех лет, вырванных из сердцаю.

Сели мы за стол вдвоем, взял я шестиструнную, выпьем что ли, да, споем, как той ночкой лунною.
Таня встала у окна, заломила руки, ах, былые времена, канули в разлуке.
Что так-так и снова "Ах!", гость родной мой, миленький, и как душу на распах, дверцы холодильника
Я баул свой достаю, знаю, мол, слыхали "Вот ребята" - говорю, "На этап собрали".

Таня стопку приняла, отряхнула платьеце, щас такая жизнь пошла, пусть все к черту катится.
Дни хрустальные прошли, золотые ночи, мех коллеги унесли, Ваши, между прочим.
Проглотил я эту боль, и сказал: "Красавица!", а она мне: "Нет, позволь, и тебя касается"
Даже друг твой. Как его? Ну, ...что был завбаза? Так теперь он ого-го, в мафии, зараза.

Разжирел, капиталлист, морда буржуиная, в свои сети аферист заманил невинную.
Я проплакала все дни, вот свежа подушка и теперь я извини стала поберушка.
Злоба вспыхнула в крови, я сказал: "Пожалуста! Ты меня щас не трави, пьяный я безжалостный"
И рванул рубаху я, пальцы выгнул снова "За тебя, любовь моя, я порву любого".

Шляпу мне, я ухожу, Таня шмык, в уборную и несет, от сель гляжу, дуру ту двуствольную
Я с тобою собралась - крышка так обоим, мы советскую им власть, мигом восстановим.
Эх, Россия, кони вскачь. Здравствую, мать-репрессия, только ж ведь я не палач, вор - моя профессия
Ну, а так, как завязал, то судите сами, тут вдруг кто-то постучал по двери ногами.

Открываю, говорят: "Здравствуйте, милиция", что-то тут у вас шумят, что-то вам не спится, а?
Но потом отдали честь и афтограф взяли у завбазы мерседес, говорят угнали.
Что ж пора героев сих здесь нам и оставить и другие темы в стих, чудным камнем вправить.
Ставлю точку - нет чернил, отнялась рука, я ведь тоже их любил, как и Вы - слегка.
Я ведь тоже их любил, как и Вы - слегка.